Собачья жизнь

Я проснулся как от толчка. Жена в спешке натягивала на себя что попало. На часах было 3.

— Что случилось? — подскочил я. — Пожар, что ли?

— Пёсик дверь в подъезд открыть не может, а ты, конечно, делаешь вид, что ничего не слышишь! — возмущённо заявила она, выскакивая в коридор. С улицы доносилось ленивое взлаивание кобла, явившегося с гулянки. “Мне бы не открыла…” — подумал я, накрываясь с головой одеялом…

Это началось три года назад. Астахов вернулся с какого-то очередного занудного собрания и пожаловался, что если он сейчас же не снимет напряжение, то за себя не ручается. Я не возражал, мы достали из холодильника бутылку и кусок ливерной колбасы по 64 копейки за кило, которую я случайно ухватил в Москве и берёг до особого случая.

— Ну, Астахов… — начал было я, но в это время в прихожей раздались непонятные ахи и охи, и в кухню медленно вплыл здоровый чёрный кобель с довольно нахальной мордой, сопровождаемый Шириковой и Астаховой.

— Смотрите, какой к нам пёсик пришёл! — причитали они. — Ах ты миленький, голодный, наверное!

Ширикова стянула у нас со стола колбасу и стала совать её коблу. Тот взял кусок в пасть, покосился на нас, выронил его на пол, развернулся и медленно вышел из кухни.

— Паразит, — сказал Астахов, задумчиво глядя на колбасу.

— Брось, не стоит, — сказал я. — Может, он заразный какой. Огурцом обойдёмся.

Мы ещё посидели, а потом пошли в комнату. Кобель лежал в моём любимом кресле, а Ширикова с Астаховой чесали у него за ухом и обсуждали породу.

— Русский дворянин! — метко определил крутившийся тут же Юрочка Астахов, за что и получил от матери подзатыльник. Мы плюнули и пошли проверять астаховский холодильник.

Наутро, когда надо было уходить на работу, кобёл ещё дрых, а когда я хотел выпихнуть его из квартиры, то Ширикова заявила, что только через её труп. Где-то в час мы пришли на обед, я отпер дверь и отлетел в сторону: мимо меня с воем пулей вылетел на улицу кобель. С внутренней стороны двери клочьями свисала обивка, а пол был усеян ватой и щепками.

— Бедненький пёсик! — всплеснула руками Ширикова. — Ему на улочку хотелось!

Я сразу вспомнил, что было, когда я разбил её чашку за 47 копеек, а за обивку я, между прочим, заплатил десятку.

Второго мне не досталось, потому что надо было оставить покушать пёсику. На работу я пошёл злой и сразу во дворе наткнулся на Валю Никитину, которая жена эл-вэ-эвовского Никитина.

— А ваш пёсик у нас сейчас! — радостно объявила она. — Вы не беспокойтесь, я его покормила на первое борщом, а на второе он азу кушал! Ничего?

В сторонке стоял мрачный Никитин…

Вечером, когда я пришёл домой, меня уже ждали Астахова с Шириковой.

— Мог бы и пораньше объявиться! — сердито сказал Ширикова. — Пёсика мыть надо!

Я молча налил ведро воды и пошёл на улицу.

— Ты что, простудить его хочешь? — возмутились они. — В ванну его посадить его надо, мы его тёпленькой водичкой мыть будем!

Связываться с ними мне не хотелось, я позвал Астахова, и мы вдвоём запихнули упиравшегося кобла в ванну, а сами ушли. Полоскали они его примерно час, после чего ещё час отмывали ванну. Спали мы в эту ночь с Астаховым на раскладушках, потому что от Шириковой и Астаховой невозможно пахло псиной. Как выяснилось наутро, пёс грубого обращения нам не простил: я полчаса искал на полу второй носок и обнаружил его только по пути на работу, на помойке.

Дома меня встретила непривычно тихая жена. “Звонил мужик один с Векслера 12, — сказала она, глядя в сторону. — Собачка у него шесть щенков родила, копия наш Дик… Требует, чтобы забрали…”

И вот я решил обратиться к читателям газеты “Импульс”: может, надо кому щеночков рублей по 5 за штуку? Плачу, конечно, я…