Объединенный институт ядерных исследований

МУЗЕЙ истории науки и техники ОИЯИ

П. С. Исаев

П. С. Исаев, участник Великой Отечественной войны, доктор физ.-мат. наук, профессор, член Американского физического общества

ВРЕМЯ НЕПОВТОРИМОЕ
И НЕЗАБЫВАЕМОЕ

В сборнике "ОИЯИ — 40" опубликована статья М. Г. Мещерякова "О времени неповторимом и незабываемом", написанная им в 1977 году. Это название я и вынес в заголовок своих заметок об этой выдающейся личности — ученом с мировым именем, организаторе научных исследований в области ядерной физики в СССР в послевоенный период, воспитателе научных кадров и просто уникальном человеке. Судьбе было угодно сначала вынести его на вершину мировой славы, затем опустить до уровня рядового ученого и снова вывести на уровень директора одной из крупнейших лабораторий Института — Лаборатории вычислительной техники и автоматизации. Его выход в науку не был простым.

Он родился 17 сентября 1910 г. в селе Самбек Таганрогского округа Войска Донского в семье бедного крестьянина. О себе он говорил, что он выходец из донских казаков. Отец был убит во время первой мировой войны в 1916 г. на западном фронте, и он с детских лет помогал матери вести крестьянское хозяйство. Среднее образование получил лишь в 1930 г., совмещая работу на заводе с учебой на вечернем рабфаке. В том же году он поступил на физический факультет Ленинградского университета, который окончил с отличием в 1936 году. Был аспирантом у Игоря Васильевича Курчатова. Взлет его научно-административной карьеры был необычайный. В 1940 году он возглавляет циклотронную лабораторию Радиевого института. В том же году становится членом КПСС. С первых дней Отечественной войны он на фронте, а в 1942 году, по выходе из госпиталя и демобилизации, принимает участие в разработке необходимых фронту прикладных задач. В 1944 году, после прорыва блокады Ленинграда, он возвращается в Радиевый институт и восстанавливает работу циклотрона, на котором выполняет ряд исключительно тонких экспериментов по исследованию свойств He-3.

В 1946-47 г.г. Михаил Григорьевич является экспертом от Советского Союза в атомной комиссии Организации Объединенных Наций. После возвращения из США, в феврале 1947 года, Михаил Григорьевич был назначен научным руководителем разработок синхроциклотрона. В марте 1947 года он впервые приезжает на место, отведенное для строительства. Как позднее он писал в своих воспоминаниях, "кругом был сырой, без каких-либо просветов лес..."

Михаил Григорьевич летними вечерами выходил гулять по набережной реки Волги и любил стоять на одной, выделенной точке берега, своеобразном "утесе Степана Разина", с которого при вечернем закатном солнце просматривалась вся Волга от плотины Иваньковской ГЭС до поворота Волги к Клетинскому бору. Он мог неподвижно, не шелохнувшись, простоять 20-30 минут, вглядываясь в заволжские дали, глядя на спокойную величавую гладь Волги. Он стоял абсолютно отрешенно от всего, что происходило вокруг него. А вокруг играли дети, проходили мимо люди, гуляли иностранные гости. О чем он думал тогда? Может быть, вспоминал те годы, когда все было подвластно ему в этом уголке земли?

Он, конечно же, был производной сталинской командно-административной системы. Она отбирала в руководство тех, кто мог работать, следуя принципам этой системы. Она отбирала умных, волевых, жестких. Она давала своему избраннику всю полноту власти, все необходимые для решения задачи финансовые, материальные и кадровые ресурсы и возлагала на него всю полноту ответственности за решение задачи в строго установленные сроки. Все было подчинено достижению цели, в том числе и люди с их судьбами. Требовательность, порой граничащая с жестокостью, в обращении с подчиненными считалась нормой. Примерно в то же время Владимир Иосифович Векслер создавал здесь же, в Ново-Иваньково, 10 {ГэВ}-ный протонный ускоритель. И он был требовательным, и сквозь его, несомненно очень чуткое, я бы сказал, интеллигентное, отношение к людям, иногда прорывались откровенные недовольство и грубость, когда дело шло не так, как ему хотелось. Так было надо, иначе "дело" нельзя было выполнить в срок. И все-таки между М.Г.Мещеряковым и В.И.Векслером была существенная разница: М.Г.Мещеряков больше был связан с Министерством среднего машиностроения, подчинялся его руководству, а В.И.Векслер больше тяготел к Академии Наук СССР. И, может быть, вследствие академической интеллигентности, ввод в строй 10 {ГэВ}-ного протонного ускорителя задержался, примерно, на два года. Американцы раньше построили в Беркли ускоритель на 6 {ГэВ}. На международном совещании по физике частиц высоких энергий, проходившем в Москве с 14 по 26 мая 1956 года, на котором Векслер докладывал о готовности синхрофазотрона к запуску, Сегре (США) докладывал уже об открытии антипротона. А ведь одной из приоритетных научных целей создания синхрофазотрона была цель доказательства существования антипротона, и сделать это надо было раньше ученых США (в других странах мира тогда не было такой физики вообще). Вот и судите теперь: стоит ли применять более жесткие меры для достижения цели в установленные сроки! Венедикт Петрович Джелепов, в те времена — заместитель М.Г.Мещерякова, так описывает период запуска синхроциклотрона: "В связи со сжатыми сроками, отведенными на создание ускорителя и научного городка, все строительные работы и работы по изготовлению оборудования на заводах страны велись очень высокими темпами и под строгим контролем. При крайнем напряжении сил коллектива ... и сотрудничающих предприятий и институтов, ускоритель был создан и введен в действие 14 декабря 1949 года — строго в срок (к семидесятилетнему юбилею И.В.Сталина — 21 декабря 1949 г.). В ночь на 14 декабря 1949 г. на синхроциклотроне были ускорены дейтроны до энергии 280 {МэВ}, затем альфа-частицы до 500 {МэВ} и позднее протоны до 420 {МэВ}. В 1951 году за создание ускорителя руководители этих работ и сотрудники, внесшие в них значительный вклад, были удостоены Государственной (Сталинской) премии СССР. ... В конце 1953 года, после существенной реконструкции синхроциклотрона (увеличение диаметра полюсов до шести метров и замены ряда других узлов) на ускорителе были получены протоны с энергией 680 {МэВ} и создана серия каналов пучков протонов, нейтронов и пионов. В 1953 году за полученные на ускорителе важные научные результаты группа ученых лаборатории была удостоена Государственной премии СССР.

13 апреля 1981 года в Лаборатории ядерных проблем состоялся семинар на тему: "История создания ЛЯП ОИЯИ". На этом семинаре В.П.Джелепов сказал:

"14 декабря 1949 года самый крупный в мире ускоритель протонов с пятиметровым диаметром полюсов — синхроциклотрон — был введен в строй и на нем получен первый ток. М.Г.Мещеряков немедленно доложил об этом И.В.Курчатову. Курчатов поздравил коллектив ученых, инженеров, техников, лаборантов, рабочих с успехом и сказал: "Молодцы ребята. Все хорошо. Но главная задача — научный результат." Еще раньше он говорил, что на синхроциклотроне будут работать все, кому придет в голову хорошая идея. К этому времени в Ново-Иваньково была построена маленькая гостиница. Таким образом, ГТЛ была задумана как общесоюзная "национальная" лаборатория...

... В 1953 г. после годичной реконструкции энергия ускоренных протонов была доведена до 680 {МэВ}... Научная жизнь била ключом. В Ново-Иваньково устраивались научные семинары. Сюда приезжали И. В. Курчатов со "свитой", Л. Д. Ландау, И. Е. Тамм, иногда В. А. Фок. Людям было интересно работать. Все вдохновляло ученых...

Дух того времени образно передается М.Г.Мещеряковым: "... Мне вспоминается время 1952 -- 1953 годов, когда активно обсуждался вопрос о трехчастичных силах (трехнуклонная система). Тогда не было еще странных частиц, не было антипротонов, не было ускорителей с энергией более 500 {МэВ}, не было кварков и глюонов. Мы очень много обсуждали проблему взаимодействия трех нуклонов. Я помню, как И. Е. Тамм доказывал нам полезность использования аппарата изотопического спина, а Л. Д. Ландау и его сторонники не очень верили в этот аппарат и критиковали его.

Через несколько месяцев после смерти Сталина в одном месте на восток от Москвы мы собрались для обсуждения прикладных вопросов. Тогда это у нас называлось "колхозной" тематикой. Мы обсуждали трехнуклонные силы. Присутствовали И.В.Курчатов, И.Е.Тамм, Д.И.Блохинцев, я и другие. Все это я рассказываю потому, что гипотеза флуктонов, выдвинутая Д.И.Блохинцевым позднее, в 1957 году, в связи с нашими экспериментальными работами по выбиванию дейтронов из ядер, восходит к более ранним дискуссиям, в которых активную роль принимал Дмитрий Иванович, к тому, что научная мысль не рождается из ничего — это продукт длительного размышления, осмысливания происходящего... К обеду мы страшно устали и решили отдохнуть — устроить нечто вроде пикника. Кто-то высказал мысль: "Не пригласить ли женщин?", на что Курчатов ответил: "С женщинами не отдохнешь!" Взяли мы три легковые машины, захватили с собой мясо, ветчину, икру, водку и другие припасы — все это тогда еще было — и поехали к какой-то речке... Подъезжаем. Речка не широкая, но бурная, с опасными водоворотами. Курчатов сказал: "Если хотите купаться, то до обеда. После обеда — запрещено, будет поставлен охранник. Он действительно приказал после обеда никого в речку не пускать. Было удивительно хорошо. После обеда мы снова обсуждали физические проблемы...(Из выступления М. Г. Мещерякова на научном семинаре, посвященном Д.И.Блохинцеву. 21 мая 1982 г., ОИЯИ, Дубна).

Это была атмосфера победителей! Позади жизнь озарялась светом победы в Великой Отечественной войне. После войны ученые СССР уже создали атомную и водородную бомбы, а сейчас они владели самым мощным в мире синхроциклотроном, вне мировой конкуренции вели исследовательскую работу в области ядерной физики высоких энергий, они же — создатели первой в мире атомной электростанции!..

Надо ли удивляться, что крупные научно-технические достижения выводили Советский Союз в число ведущих мировых держав-лидеров, а ученые-атомщики, получавшие награды и почести правительства СССР, имевшие авторитет и славу у народа, жили в атмосфере победителей!

Но научно-исследовательская работа в области ядерной физики оставалась засекреченной, исследования велись "втемную" в каждой отдельно взятой стране. Исследовательская работа в ГТЛ велась с огоньком, с молодым задором. И.В.Курчатов часто разговаривал с молодым директором ГТЛ, своим учеником Михаилом Григорьевичем Мещеряковым:

"... Мишель! Физкультпривет! Ну что, открытия есть? — слушает ответ. — Достижения есть. Это хорошо, но давай открытия. Денежки народные большие истрачены, теперь давай результаты..." {И.Н.Головин. "И.В.Курчатов", Москва, Атомиздат, 1967 г., стр. 80.}

Каждый результат, полученный на синхроциклотроне, по существу был новым, уникальным, ибо ни один институт в мире не мог повторить его, так как самый мощный по энергиям ускоритель действовал в то время только в СССР.

Вскоре после увеличения энергии ускорителя до 680 Гидротехническая лаборатория Академии наук СССР (ГТЛ АН СССР) была переименована в Институт ядерных проблем АН СССР. Сокращенно институт назывался ИЯП АН СССР.

Молодой коллектив ученых-экспериментаторов ГТЛ--ИЯП не имевший в своем составе ни лауреатов Нобелевских премий, ни заслуженных профессоров и докторов наук, вступил в заочное соперничество с учеными США, где к тому времени были сконцентрированы научные силы практически всего земного шара — из Западной Европы ряд ученых иммигрировал в США до начала или в ходе второй мировой войны.

Начиная с 1950 года и до создания ОИЯИ в марте 1956 года, молодые ученые получили на синхроциклотроне ряд выдающихся результатов: было экспериментально изучено взаимодействие протонов с протонами и нейтронами в области самых больших тогда энергий (до 400 МэВ и установлено на модернизированном ускорителе резкое изменение протон-протонного взаимодействия при переходе к энергиям 660 {МэВ}, впервые проведены труднейшие исследования по изучению нейтрон-нейтронного взаимодействия при энергиях 600 {МэВ}. Выяснилось, что в нуклонных взаимодействиях кроме центральных сил 1/r имеются существенные спин-спиновые и тензорные зависимости ядерных сил... Пион-нуклонная система была изучена с большой тщательностью.

Многие первоклассные результаты были доложены на международном совещании по физике частиц высоких энергий, проходившем в Москве с 14 по 26 мая 1956 года в присутствии ведущих ученых из США, Великобритании, Италии и других стран.

На международном уровне прозвучали имена молодых экспериментаторов и их руководителей: М.Г.Мещерякова, В.П.Джелепова, М.С.Козодаева, Ю.Д.Прокошкина, Б.С.Неганова, Ю.М.Казаринова, А.А.Тяпкина, В.П.Зрелова, В.Б.Флягина, Р.М.Суляева, С.Б.Нурушева, Г.И.Селиванова, В.И.Данилова, В.П.Дмитриевского, Ю.Н.Денисова, А.И.Филиппова, Ю.А.Щербакова, Н.И.Петрова, А.В.Честного, Б.И.Замолодчикова, В.С.Катышева, А.А.Кропина и др. Среди фамилий докладчиков прозвучала также фамилия Б.М.Понтекорво, иммигрировавшего в СССР из Италии, прибывшего в Ново-Иваньково в середине 1950 г.

Михаил Григорьевич считал, что ГТЛ АН СССР причастна также к созданию 10-{ГэВ}-ного ускорителя протонов.

23 марта 1973 года отмечалось 20-летие Лаборатории высоких энергий (ЛВЭ). Первым выступил директор ЛВЭ, тогда еще член-корреспондент АН СССР, Александр Михайлович Балдин. Его речь в точности соответствует статье, опубликованной в газете "За коммунизм" от 23 марта 1973 года. Говоря об истории возникновения ЛВЭ, он сказал, что она возникла из ФИАНа, не упомянув вклада Дубны в ее появление. Когда слово было предоставлено сидевшему в президиуме М.Г.Мещерякову, он, зачитав часть адреса (а остальное передал на словах), сказал, что ему "...припомнились страницы прошлого по созданию Лаборатории высоких энергий. Все началось с одного из заседаний в Правительстве. На этом заседании присутствовали Малышев, {Малышев Вячеслав Александрович в течение 1941 - 1956 годов исполнял обязанности Наркома танковой промышленности, министра транспортного машиностроения, Председателя Госкомитета СССР по внедрению передовой техники в народное хозяйство, министра судостроительной промышленности, министра тракторного и тяжелого машиностроения, министра среднего машиностроения. Одновременно в 1947 -- 1953 г.г. и 1954 -- 1956 г.г. был зам. председателя Совета Министров СССР. (см. Большая Советская Энциклопедия, Б.С.Э.)} Ефремов, Ванников, {Ванников Борис Львович — генерал-полковник инженерно-артиллерийской службы, трижды Герой Социалистического Труда (1942, 1949, 1954 г.г.) — за заслуги в развитии оборонной промышленности и машиностроения. С 1939 г. — Нарком, а с июня 1941 г. — зам. Наркома Вооружений СССР. С 1946 года — на ответственной работе в Совете министров СССР по руководству оборонной промышленностью. В 1953 -- 1958 г.г. — первый зам. министра среднего машиностроения СССР. (См. Б.С.Э.)} И.В.Курчатов, Д.В.Скобельцин, С.И.Вавилов, В.И.Векслер, я и еще кто-то. Из всего этого собрания в живых сегодня осталось двое: Скобельцин и я. Это было в 1949 году. Речь шла о том, чтобы наша страна не отстала от США в области создания ускорителей. Курчатов всегда руководствовался мыслью — если американцы делают что-то, то мы должны сделать то же, но лучше, мощнее, быстрее и т.д., т.е. чтобы по параметрам наше превосходило американское. К тому времени у американцев был ускоритель на 340 {МэВ}, а у нас на 480 {МэВ}. Американцы собирались строить ускоритель на 6,5 {ГэВ} и потому мы решали вопрос о строительстве ускорителя протонов на 10 {ГэВ}. В ходе рассмотрения вопроса было видно, что авторы проекта боялись возможного существования резонанса в области нескольких ГэВ, из-за которого пучок протонов мог выпасть из цикла ускорения. Дальнейшее обсуждение показало неуверенность авторов проекта, отсутствие твердости, веры в то, что удастся благополучно завершить строительство ускорителя. И тогда Малышев и Ефремов прямо спросили Курчатова:

— Так что же теперь, Игорь Васильевич? Будем строить?

И Курчатов твердо ответил:

— Ускоритель мы построим. Ускоритель будет работать.

После этого перешли к поиску места. Было предложено место в районе Большой Волги. К тому времени здесь освободилась строительная часть, к Большой Волге подходили железно-дорожная ветка, шоссе, канал и, кроме того, аналогичный родственный объект здесь уже был. Проект ускорителя — а это громадный проект, сорок или более толстых томов — передали на рассмотрение в нашу лабораторию, ГТЛ. Его смотрели я, В.П.Джелепов, В.П.Дмитриевский и др. Таким образом, к созданию ускорителя на 10 {ГэВ } мы тоже имели заметное отношение. Так начиналось создание ЛВЭ. А потом, когда объект был в значительной степени построен, люди удивлялись: странно, строится такой громадный объект, а железная дорога — одноколейка. Как же будут вывозить продукцию?

В марте 1951 г. был издан приказ о создании ТДС-533 (т.е. технической дирекции строительства-533). Так родилась будущая Лаборатория высоких энергий. Жаль только одно, что не удалось ввести 10 ГэВ-ный ускоритель в установленные сроки... В этом случае у нас был бы шанс первыми открыть антипротон..."

В 1950 г. М.Г.Мещеряков защитил докторскую диссертацию, в 1953 г. был избран член-корреспондентом Академии наук СССР. В 1951 г. и в 1953 г. ему присуждены Государственные премии по науке и технике. С таким великолепным багажом он подошел к кульминационному пику своей биографии в 1956 году.

Соглашение об образовании Объединенного института ядерных исследований (ОИЯИ) было подписано странами социалистического содружества 26 марта 1956 года. Основу его составляли Институт ядерных проблем (ИЯП) АН СССР с действующим синхроциклотроном на энергию 680 {МэВ} (директор института член-корреспондент АН СССР Мещеряков М.Г.) и Электрофизическая лаборатория АН СССР (директор член-корреспондент АН СССР Векслер В.И.) со строящимся синхрофазотроном; рекордная для того времени энергия протонов 10 миллиардов электрон-вольт была получена в 1957 году, примерно через год после подписания соглашения о создании ОИЯИ. ИЯП был переименован в Лабораторию ядерных проблем (ЛЯП ОИЯИ — директор М.Г.Мещеряков), а ЭФЛ АН СССР — в Лабораторию высоких энергий (ЛВЭ ОИЯИ— директор В.И.Векслер).

Но уже летом 1956 г. в ЛЯПе состоялось партийное собрание, на котором обсуждалось персональное дело М.Г.Мещерякова. Речь шла об осуждении "культа личности М.Г.Мещерякова" и стоял вопрос об исключении его из членов КПСС. Из партии его не исключили — ограничились выговором, а с должности директора ЛЯП он вскоре был снят. Михаил Григорьевич, несомненно, был волевым, талантливым организатором науки. В каждый миг своего руководства огромным институтом, его научными проблемами, проблемами кадров и снабжения, проблемами городского строительства (а в то время оно тоже входило в сферу его руководства), проблемами социального обеспечения сотрудников института и служб, обеспечивающих деятельность института, он видел главное, знал, кому поручить дело, знал, с кого надо спрашивать. Он по праву является основателем города Дубна. Абсолютная власть, принадлежавшая М.Г. Мещерякову с момента его пояления в поселке Ново-Иваньково в 1948 году и до марта 1956 года, в сочетании с его личными волевыми качествами, при той административно-командной системе в управлении государством при Сталине, которая после тяжелейшей Великой Отечественной войны и первых лет послевоенного восстановления разрушенного войной народного хозяйства вошла в жизнь страны, приняла у М.Г.Мещерякова, по мнению многих сотрудников ЛЯП, черты "культа личности": он не выносил возражений, требовал абсолютного выполнения его приказов, бывал несдержан.

О "культе личности" М.Г.Мещерякова в Ново-Иваньково разговоров было много. По рукам ходили стихи "Я царь Ассаргадон", "Воевода" и др. Вот, например, строчки из стихотворения "Воевода":

Трепещет в страхе весь народ,
От гласа моего сосновый бор немеет,
Хочу — и Волга вспять пойдет,
И Каспий жалкий обмелеет...

Подпись — Верноподданный.
Лето 1953 года

Что же было поводом для включения в повестку дня партийного собрания вопроса о персональном деле М.Г.Мещерякова? С тех пор прошло более сорока лет, но до сих пор нет ясного ответа на этот вопрос.